Я догадался. — И это тоже была правда. Теперь, когда прозвучали ключевые слова, вся хитроумная операция Кайзерины стала прозрачна, как "струи Рейна".
"Гениально!"
Да, гениально. — Улыбнулась Кайзерина.
Вильда приходилась Каролине фон Штауффенберг какой-то там племянницей через ветвь Гиллебандов, к которой принадлежала и мать будущего героя заговора против Гитлера. Однако, если учесть, что Штауффенберги были близко знакомы с фрайхеррами[284] Вайцзеккер, с которыми, в свою очередь, был когда-то дружен отец Себастиана фон Шаунбурга, и то обстоятельство, что сам Баст отлично помнил и неплохо знал Клауса фон Штауффенберга – молодого офицера, командированного рейхсвером в 1933 для помощи СС, то получалось, что обещанная Разведупру РККА группа высокопоставленных лиц начинает обретать плоть и кровь[285].
* * *
А после завтрака Кейт предложила совершить прогулку верхом. Идея, судя по репликам, пришлась по душе всем троим, но как показалось Басту, если и являлась импровизацией, то только для него одного.
— Пойду, переоденусь, — сказала Вильда, покидая столовую, но глаза ее при этом блестели так, словно она...
"Чувствуется режиссура моей "любимой кузины"... Что?"
Но Кейт всего лишь выдохнула дым из ноздрей и приподняла задумчиво левую тщательно "выписанную" бровь.
Баст посмотрел на нее с интересом, затушил только что раскуренную сигарету и встал из кресла.
— Это ведь то, что я думаю? — Спросил он тихо.
— Ну я и не думала, что тебя придется чему-нибудь учить. — Так же тихо ответила Кейт. — Достаточно, что пришлось повозиться с твоей... женой.
— Хотел бы я знать... — Начал было Баст, но Кейт ему договорить не дала.
— Чужая душа потемки, — сказала она, вставая. — А женская тем более. Я подожду вас в биллиардной... — И пошла, не оглядываясь, из комнаты, а Баст постоял еще секунду или две, глядя ей вслед, потом покачал головой и пошел своей дорогой.
Он поднялся на второй этаж и, пройдя по коридору, остановился перед дверью в спальню жены – их общую спальню, если на то пошло, в отличие от личных апартаментов Баста, примыкающих к его кабинету.
"Вопрос в том..." — Но бог свидетель, он даже не знал, о чем подумал. Просто мелькнула какая-то мысль, неважная и необязательная, вот Баст на ней и не сосредоточился. Не уловил, не распознал, не понял, и немудрено. То, что началось накануне во время звонка Вильды, никуда не исчезло. Напротив, наваждение это только окрепло, и личная встреча с Вильдой и Кайзериной только добавила "масла в огонь". А потому, стоя перед дверью, Баст даже не задумался, зачем он это делает, и где пролегли границы его нынешних нравственных императивов[286]. Все это стало вдруг неважно, а совесть – это такая субстанция, что даже блистательный Фихте и Шопенгауэр запутались, не говоря уже о Ницше[287]. Да, Себастиан фон Шаунбург не зря изучал философию в Бонне и Гейдельберге[288]: ему ничего не стоило самому запутать любого собеседника, а если понадобится, то и себя.
"Мешает ли мне то, что и другие начнут поступать подобным образом? — спросил он себя и сам же себе ответил, отворяя дверь. — Ничуть".
Вильда сидела у высокого овального зеркала в тяжелой резной раме и расчесывала волосы. Вообще-то это не было похоже на подготовку к конной прогулке, но Баст об этом даже не подумал, как не обратил никакого внимания и на то, что за считанные минуты, что Вильда провела в спальне одна, она успела избавиться от платья, сменив его на пеньюар. Какое там! Вопрос, мог ли он вообще мыслить сейчас хотя бы отчасти рационально. Но даже если и мог, то потерял эту способность уже в следующее мгновение.
Баст шагнул в комнату не в силах отвести взгляд от женщины, расчесывающей вьющиеся волосы цвета темной меди, хлопнула, закрываясь, дверь, и взгляд мужчины, скользнув по спине и плечам женщины, упал в зазеркалье. И там, в неверной глубине отражения их взгляды встретились, и Басту показалось, что глаза Вильды вдруг вспыхнули колдовским зеленым огнем и начали увеличиваться в размерах, а в следующее мгновение она поднялась с изящной низкой банкетки, и одновременно с ее движением вверх ничем не удерживаемый на плечах пеньюар скользнул вниз...
* * *
Но если в начале партии Вильда удивила его необычным дебютом – в подготовке которого не обошлось, разумеется, без руки мастера – в миттельшпиле[289] Баст взял полный реванш, показав супруге, кто в доме хозяин, и что это может означать в постели, хотя к этому времени они оказались уже на ковре.
"Фашист – полное ничтожество! — Мелькнуло в голове Баста, когда он на мгновение вернулся в себя, чтобы еще через мгновение снова рухнуть в сладкое небытие. — Такой женщиной пренебрег! Урод!"
Однако все хорошее когда-нибудь заканчивается. Угасла и страсть, истощившая до последней возможности, изнемогшие в неравной битве с физиологией тела. Увы, бесконечная любовь получается ("Будет получаться", — поправил себя Баст) только в порнографических фильмах. Вот там заряд никогда не кончается. А в жизни...
"И это ведь мне всего двадцать шесть сейчас, — лениво соображал, лежа на спине Баст. — И я в хорошей физической форме..."
Возможно, он действительно был сейчас молод и силен, но за окном уже начало смеркаться, и это наводило на размышления.
"Сколько же времени мы?..."
Однако у Вильды сил все еще было много больше, чем у него. И не удивительно. Женщины – пусть и не все, но многие – гораздо выносливее в сексе, чем мужчины. Закон природы, так сказать. Неоспоримая константа бытия...
— Я знаю. — Сказала Вильда, садясь рядом с ним.
— Что же ты знаешь? — Спросил он.
— Такое не может случиться вдруг... Это правда?
— Что? — Он ее совершенно не понимал.
— Кейт сказала, что тебя... ты...
— Ну? — У него не было сил, даже чтобы нахмуриться.
— Ты пережил смерть? — И глаза полные зеленого ужаса.
"Бог мой, что наплела тебе ЭТА женщина?!"
А с другой стороны, как еще объяснить смену модуса операнди?
"Не так глупо..." — Согласился он с Кайзериной.
— В какой-то степени, каждый из нас переживает свою смерть в каждое мгновение жизни.
— Баст, я знаю, что ты умный...
— Но не железный. — Улыбнулся он и даже погладил ее грудь. — Тебе придется неделю откармливать меня мясом с кровью, чтобы я вернул себе хотя бы часть сил, оставленных за пару часов в тебе.
— Пару часов? — Нахмурилась Вильда и оглянулась на окно. — О, господи! Уже вечер, а Кейт...
— А Кайзерина догадалась, что мы не поедем на прогулку уже через полчаса, после того, как мы не спустились вниз.
— Ты думаешь?!
— Знаю.
— И насколько хорошо ты ее знаешь? — Тихо спросила Вилда, покрываясь краской. Краснела она стремительно и весьма впечатляюще.
— А ты? — Вопросом на вопрос ответил Баст, глядя, как красными становятся уже плечи и грудь Вильды. — Да не смущайся, — добавил он через секунду. — Кисси очень хороший человек и не любить ее крайне сложно. Согласна?
— Да.
— Тогда, чего ты стесняешься или кого ревнуешь?
* * *
Весна в Баварии выдалась просто замечательная. Впрочем, если верить "воспоминаниям детства", так здесь было заведено с начала времен или, вернее, с окончания последнего оледенения. Баст, разумеется, не возражал. Чем торчать в сыром промозглом Берлине, лучше путешествовать по Швабии и Вюртембергу, спускаясь к Баденскому озеру, где – в Оберлингене – у него состоялся приятный во всех отношениях разговор с Виктором Вайцзеккером[290], или "поднимаясь" в Австрию – в Вену и Шарнштейн – где доживали свой век некоторые небесполезные "обломки австрийской империи"[291].
Передвигались, большей частью, на автомобиле и без излишней спешки, останавливаясь на ночлег то в сельских гостиницах, то в замках "друзей дома" и дальних родственников. Пили франконский "штайнвайн" — белые вина из долины реки Майн, и, следует отметить, вюрцбургский Hofkeller мог запросто конкурировать с лучшими французскими и итальянскими винами. Впрочем, и пиво здесь было дивное. Даже дамы отдали должное множественности "Францисканеров", "Капузинеров" и прочих "Шпатенов". Ну а о том, чем и как потчевали путешественников в "рыцарских" замках и деревенских харчевнях можно рассказывать долго и со вкусом, но...
— Как полагаешь, Баст, меня не разнесет от этого швабского изобилия? — Спросила Кейт, заявившись к нему в "семейный" номер вместо "законно" ожидаемой Вильды.
— Э... — В данный момент это было единственное, что он мог сказать, глядя, как вошедшая без стука "кузина Кисси", начинает, не мешкая, снимать через голову свое дорожное платье.